На фото Отец Иоанн (Соколов) в лагере в арестантской робе
Однажды архимандрит Иоанн (Крестьянкин) благословил меня собирать материалы о последнем оптинском старце – игумене Иоанне (Соколове † 1958), и передал мне уже записанные воспоминания о нём. Судьба старца Иоанна (Соколова) потрясала – 18 лет тюремного заключения, и при этом такая высота духа, что архимандрит Иоанн (Крестьянкин) называл его профессором Небесной Академии.
Увлеклась я этой работой, как вдруг пришло письмо от батюшки Иоанна (Крестьянкина), в котором сообщалось, что один писатель, близко знавший игумена Иоанна (Соколова) при жизни, хочет написать книгу о нём. Словом, батюшка рассудил, что разумнее поручить эту работу не мне, а ему, живому очевидцу событий.
То, что это разумнее, я не усомнилась, но всё-таки огорчилась, тем более что уже успела записать некоторые воспоминания, навестив московских старушек. Теперь эти записи оказались ненужными. И однажды подумалось, что я не нарушу благословения архимандрита Иоанна, если, не претендуя на составление жизнеописания игумена Иоанна (Соколова), расскажу о духовных чадах старца и, в частности, о молодом и тогда ещё «белом» священнике Иоанне Крестьянкине.
Начну с истории, которую узнала случайно. Записывала воспоминания Галины Викторовны Черепановой о старце Иоанне (Соколове) и вдруг заметила, что она хромает.
– Что, – спрашиваю, – ножки болят?
– Слава Богу, болят, – ответила старушка. – А вымолила я эту болезнь ещё в молодости и заболела по милости Божьей.
Словом, история здесь такая. Галина жила тогда в Иркутске и уже окончила два курса института, когда её вызвали в органы и предложили стать осведомителем.
Предложение было сделано не случайно – у неё укрывались перед арестом один епископ и несколько священнослужителей. Галине доверяли, она знала многие тайные явки, где прятали верующих, собирали передачи для заключённых священников и налаживали по своим каналам связи с тюрьмой. А ещё уходившие в лагеря архиереи оставляли ей на хранение такие святыни, как, например, постригальный крест святителя Иннокентия Иркутского. Владыка, просивший сохранить святыню, из лагерей не вернулся, и крест святителя Иннокентия Иркутского остался у Галины. Так владыка велел – хранить.
Добраться до тайных явок христиан у НКВД не получалось. Православные Иркутска держались сплочённо, и перед органами стояла задача – внедрить предателя и доносчика в их среду. От предложения стать доносчиком студентка Галина, естественно, отказалась. И тогда студентке предложили выбор: или – если она согласится стать осведомителем – ей позволят окончить институт, а потом помогут сделать блестящую карьеру, или её, как «религиозную контру», выгонят из института с волчьим билетом. Били, что называется, по самому больному месту – Галя с детства мечтала о высшем образовании, ей нравилось учиться, и училась она блестяще. Но всё-таки она снова сказала «нет», понимая, что учиться ей уже не дадут.
Не дожидаясь обещанного исключения, Галя сама ушла из института, начав работать санитаркой в больнице. Она специально выбрала работу похуже, полагая, что уж отсюда её не выгонят. Ну кто пойдёт за копейки мыть туалеты и выносить судна из-под больных?! Но в органах усиленно разрабатывали её кандидатуру, и на очередном допросе в НКВД Галине твёрдо пообещали, что, если она откажется сотрудничать с органами, её посадят в тюрьму. И Галя приготовилась к аресту. На случай этапа дядя-сапожник сделал ей в каблуке тайник, куда спрятали необходимую в дороге денежку. Прохожие удивлялись: на дворе лето, а девушка идёт в пальто, с узелком вещей, необходимых в тюрьме. На зоне, предупредили Галю, зимой без тёплых вещей не выжить, и лучше заранее приготовиться к аресту, имея всё необходимое при себе. Так поступали тогда многие, ибо арест был обычно внезапным.
Однажды Галину, действительно, внезапно схватили на улице и привезли в уже знакомый кабинет для допросов. Представитель органов на этот раз веселился, объявив Галине, что если она немедленно не подпишет документ о согласии стать агентом НКВД, то её не просто изнасилуют, но поставят уголовникам «на хор». В кабинет тут же вошли четверо уголовников, сорвали с девственницы одежду и распяли её голую на полу. И тогда девушка закричала от ужаса, обещая подписать бумагу, лишь бы не надругались над ней. Гале позволили одеться, и она трясущейся рукой поставила подпись под документом, из которого явствовало, что отныне она агент НКВД. После этого Галина обошла весь Иркутск, сообщая всем и каждому, что она – Иуда и агент НКВД. Люди, выслушав её, отворачивались и, случалось, плевали ей вслед.
Теперь она стала для всех отверженной и уже не выходила из дома. Никогда и никого Галина не выдала. Но только висел уже над нею этот дамоклов меч – обязанность писать доносы, а иначе, пригрозили, её изнасилуют. Девушка теперь не вставала с колен и, заливаясь слезами, день и ночь молила Божию Матерь защитить её от насильников. Похоже, она, действительно, вымолила эту болезнь, ибо Галю вскоре парализовало. Долгие годы она была инвалидом и недвижимо лежала в постели. Сердобольные соседи кормили её с ложечки, а в органах постепенно забыли о ней. Кому нужен агент – живой труп?
А на Пасху 1946 года во вновь открытой Троице-Сергиевой лавре опять торжественно зазвонили колокола. К парализованной Галине прибежала подруга:
– Галя, Галюшка, какая радость! Троице-Сергиеву лавру открыли и у преподобного Сергия опять звонят колокола!
– Преподобный зовёт! – сказала Галина и встала с постели.
Исцеление было мгновенным, впоследствии только в непогоду болели ноги. Вот и уехала она тогда в Москву, чтобы быть поближе к Сергию Радонежскому, возвратившему её к жизни после долгого небытия.
В Москве Галина Викторовна стала духовной дочерью игумена Иоанна (Соколова), а после его смерти – о. Иоанна (Крестьянкина). Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), как сообщается в воспоминаниях о нём («Память сердца» Т. С. Смирновой) , называл старца Иоанна (Соколова) своим духовным отцом. А познакомились они так.
Однажды прихожане рассказали молодому священнику Иоанну, что в Москве появился оптинский старец, только что освободившийся из тюрьмы. Но старец ли это или очередной самозванец? Свято место пусто не бывает, и в годы, когда томились по лагерям видные пастыри нашей Церкви, появились самозванцы-чернокнижники, выдававшие себя за «прозорливых старцев» и даже «пророков». Под видом старца мог, наконец, скрываться агент-провокатор, завербованный НКВД.
Съездить на разведку к старцу вызвалась Ольга Воробьёва, духовная дочь о. Иоанна (Крестьянкина), и батюшка составил для неё хитрый вопросник. Что это были за вопросы, Ольга Алексеевна с годами забыла, но запомнила, как батюшка наставлял её: если игумен ответит на вопросы так-то и так-то, значит, это подлинный старец. И тогда пусть попросит старца, чтобы и он мог приехать к нему.
Позже Ольга Алексеевна рассказывала мне, как она пробиралась огородами к домику в Филях, где скрывался тогда игумен Иоанн (Соколов): «Иду, а у самой от страха душа в пятки уходит».
А старец встретил её на пороге кельи, назвал по имени и сказал улыбаясь:
– Олюшка приехала, да сомневается. Не бойся, проходи, радость моя. А уж отец-то Иоанн, отец-то Иоанн – какие хитрые вопросы придумал!
– А отцу Иоанну скажи – пусть приезжает, благословляю.
Так встретились два великих старца нашего времени. Отец Иоанн (Крестьянкин) был тогда молод, горяч и, возможно, излишне доверчив. Во всяком случае, старец однажды попросил Галину Викторовну передать о. Иоанну следующее:
– Ванечка! Прошу и молю, не давай за всех поручительства.
А на просьбу о. Иоанна благословить его уйти в монастырь старец ответил так:
– Куда в монастырь? Там везде сквозняки.
За несколько месяцев до ареста о. Иоанна старец предсказал батюшке, что дело на него уже написано, но только отложено до мая. И перед маем, 30 апреля 1950 года, о. Иоанна (Крестьянкина) арестовали. Вот такие были тогда «сквозняки».
Однажды мне представилась возможность прочитать следственное дело игумена Иоанна (Соколова), осуждённого, как и архимандрит Иоанн (Крестьянкин), по знаменитой 58-й статье. В кодексе царской России 58-я статья – это чин венчания на царство. И есть своё знамение в том, что в годы гонений по 58-й статье венчались на Царство новомученики и исповедники земли Российской.
К сожалению, следственные дела узников Христовых – это, по большей части, лукавые дела-пустышки. Православных расстреливали и гноили по лагерям за верность Господу нашему Иисусу Христу. А поскольку всему миру было официально объявлено, что в СССР никого не преследуют за веру, то из подследственных старались выбить признание, что они агитировали против советской власти и колхозов. Именно выбить. На ночных допросах игумену Иоанну (Соколову) сломали рёбра, искалечили руки и ноги, а ещё он ослеп на один глаз. Ничего этого в протоколах нет. Восемь часов допроса, с полуночи и до утра, а в итоге неполная страничка протокола с фарисейскими вопросами о колхозах. У игумена Иоанна (Соколова) была на допросах своя тактика – он ничего не помнил. В связи с полной потерей памяти игумена даже поместили на время в психиатрическую больницу, где на нём испытывали новейшие нейролептики. А один из следователей надменно писал о старце, что это абсолютно невежественный тёмный дед. А «тёмный дед» был блестяще образованным человеком и владел четырьмя европейскими языками.
Однажды в православной печати возникла дискуссия, достойны ли доверия протоколы НКВД. Часть исследователей считала, что достойны, ибо, цитирую, «советское правосудие действовало в рамках социалистической законности». Один автор даже издал труд, в котором причислил к разряду «доносчиков» некоторых почитаемых новомучеников и исповедников Российских. Логика тут была простая. Признался на допросе в знакомстве с такой-то монахиней? Да, признался, стало быть, «донёс». Но глупо отрицать факт знакомства, если иеромонах был арестован в доме этой монахини и вместе с нею доставлен в тюрьму. По мнению этого (прости, Господи!) пожилого комсомольца, достойна уважения лишь такая советская модель поведения – партизан на допросе в гестапо: всё отрицает, всех презирает, и получай гранату, фашистская гадина.
Но насколько же иначе ведут себя в тюрьме и на допросах оба наших старца! Когда о. Иоанну (Крестьянкину) устроили очную ставку со священником, писавшим на него доносы, батюшка по-братски обнял его. А тот не выдержал этой евангельской любви и, потеряв сознание, упал в обморок. Вот похожий факт из жизни игумена Иоанна (Соколова). Старец уже умирал от рака печени и не вставал с постели, когда с ордером на его арест пришёл некто из КГБ.
– Детка моя, – сказал ему старец, – я ведь лежачий и никуда не сбегу. А у тебя дома беда, поспеши поскорей.
Старец что-то шепнул посетителю на ухо. Тот переменился в лице, убежал и больше не появлялся. А потом, на отпевании игумена Иоанна (Соколова), этот человек стоял у его гроба и плакал.
Ещё рассказывали, что начальник тюрьмы, где томился игумен Иоанн, обратился к Богу после того, как старец исцелил его жену, изводившую прежде мужа истериками.
Юристы, привыкшие читать пухлые тома обвинительных заключений, удивляются сегодня следственным делам эпохи гонений – тоненькие папки с двумя-тремя листками. Текст нередко малограмотный и с такими, например, перлами: «труп попа громка станал». Впрочем, сами по себе эти следственные дела ничего и не значили. Ещё до следствия дело было решённым, и решалось оно на основе «особого пакета», то есть показаний доносчиков. Обнародовать эти «особые пакеты» пока не разрешается, ибо так легко раскрыть агентурную сеть, доставив неприятности если не самому доносчику, то его родне. Но вот сила благословения архимандрита Иоанна (Крестьянкина): ФСБ предоставило для изучения не только следственное дело игумена Иоанна (Соколова), но и «особый пакет». Правда, при чтении этого «особого пакета» меня предупредили, что записывать ничего нельзя, а потому пересказываю по памяти.
Доносчик сообщает: к игумену Иоанну (Соколову) «опять приходил Иван Крестьянкин и рассказывал, что к ним в храм назначили нового настоятеля».
Следующая запись сделана в день ареста о. Иоанна (Крестьянкина). В этот день, как подслушал доносчик, о. Иоанн должен был приехать к старцу, но не приехал. Ждали его до ночи, а потом старец сказал, что Ванечку уже взяли. И доносчик записывает слова старца, сказанные им тогда об арестованном о. Иоанне: «Он же как свеча перед Богом горит!»
А ещё старец говорил об о. Иоанне: «Дивный батя! Постник, как древние».
После освобождения из лагеря о. Иоанн (Крестьянкин) год служил в Троицком соборе города Пскова. Прихожане полюбили ревностного батюшку и очень огорчились, когда он внезапно исчез из Пскова и уехал в деревеньку под Рязанью. Зачем надо было менять службу в знаменитом соборе на полуразрушенный деревенский храм? Долгое время это оставалось загадкой. Но сегодня уже известно – батюшку должны были снова арестовать. И прозорливый старец Иоанн (Соколов) написал тогда батюшке, что на него заведено новое уголовное дело: «Мы молимся, чтобы оно не имело хода, но ты из Пскова исчезни».
Кстати, о прозорливости старца свидетельствуют и показания доносчика. В одном из донесений осведомитель сообщает, что к игумену Иоанну (Соколову) приходил неизвестный беглый священник. Он с горечью рассказывал старцу, что гонят и травят их как собак. Он уже четыре месяца скрывается в лесу и не может повидать своих детей и матушку. «Детка моя, потерпи ещё немного, – сказал ему старец. – Вот наступит 1956-й год, и будет полегче».
В 1956 году, после разоблачения культа личности, действительно, стало полегче и начался процесс реабилитации невинно осуждённых людей.
Незадолго до смерти старец предсказал, что отпевать его будет о. Иоанн (Крестьянкин), а похоронят его на Армянском участке Ваганьковского кладбища: «Там у меня много родных». Старцу не поверили. Отец Иоанн служил тогда на дальнем приходе Рязанской епархии. И как это он окажется в Москве? А про Армянское кладбище хожалка старца Степанида и слышать не хотела. Она уже твёрдо решила, что похоронит старца на Преображенском кладбище возле могилы своей сестры. А после смерти старца выяснилось, что получить разрешение на захоронение «зэка», нелегально скрывающегося в Москве и не прописанного в столице, практически невозможно. Уж и «барашка в бумажке» совали кому надо, но везде был получен отказ. И тогда Евпраксия Семёновна поехала на Армянское кладбище, где у неё был участок. Только зашла в ворота, а навстречу ей бежит директор кладбища:
– Что там у вас – дедушку хоронить? Давайте скорее документы на подпись, а то некогда, убегаю, спешу.
Так свершилось предначертанное Богом, и директор, даже не заглянув в документы, дал разрешение хоронить. А отпевал игумена Иоанна (Соколова), действительно, о. Иоанн (Крестьянкин).
На этом отпевании свершилось исцеление рабы Божьей Пелагеи. Была она труженицей, каких мало, и человеком добрейшей души. Но с папиросой не расставалась и страдала такими запоями, что однажды зимой пропила пальто, всю одежду с себя и явилась домой закутанная в дырявый мешок. Пелагею давно уговаривали побывать у старца, а теперь привели проститься с ним. Приложилась Пелагея ко гробу, отошла, а потом попросила о. Иоанна (Крестьянкина):
– Батюшка, а можно ещё раз приложиться?
Лицо усопшего старца было по-монашески закрыто наличником, но тут о. Иоанн откинул его и воскликнул:
– Видели? Видели?
И все увидели сияющий, светоносный лик старца, а по церкви разлилось дивное благоухание. Постояла Пелагея у гроба, приложилась ещё раз. А выйдя из храма, выбросила папиросы в урну и сказала:
– На тебе, сатана! Больше не буду пить и курить!
Она, действительно, больше никогда не пила и не курила, а в церкви бывала часто. Зарабатывала Пелагея много – она укладывала стекловату для изоляции подземных коммуникаций, а на этой работе доплачивали за вредность. И вот получит она свою большую зарплату, оставит себе совсем немного, а остальные деньги несёт в церковь:
– Батюшка, скажите, кому отдать?
Пелагея ничем не болела. Но за несколько дней до смерти она, предчувствуя что-то, попросила батюшку пособоровать её. Предчувствие не обмануло – после соборования Пелагея отошла ко Господу, сподобившись безболезненной мирной кончины.
В воспоминаниях об игумене Иоанне (Соколове) и незадолго до своей смерти Галина Викторовна Черепанова написала: «В службе святителю Иннокентию Иркутскому есть слова: “Не старцы наша возвестиша нам, не старцы наша поведаша. Сами видели славу Твоего угодника”. Вот и тут никто не сказал, а мы сами видели этого великого старца». Теперь такие же слова говорят об усопшем архимандрите Иоанне (Крестьянкине).
Долгие годы оставались загадкой слова игумена Иоанна (Соколова) о том, что на Армянском кладбище у него много родных. А когда стараниями архимандрита Иоанна (Крестьянкина) на могиле игумена Иоанна установили мраморное надгробье и крест, то одновременно изменили надписи на соседних могилах, открыв тайные монашеские имена погребённых. Оказалось, что игумен Иоанн лежит в одной ограде с монахами. А погребённый рядом с ним схимонах Ростислав (Сапожников) был известным учёным и профессором кафедры математики и вычислительной техники. За исповедание православия профессора на семь лет заточили в одиночную камеру тюрьмы. А после тюрьмы он читал свои лекции студентам в скрытых под одеждой потаённых веригах…
Сбываются и другие слова игумена Иоанна, сказанные им перед смертью: «Детки мои, я всегда с вами. Приходите на мой холмик, постучите, я отвечу вам». Вот один из таких ответов.
Однажды к московскому врачу Марии Ефимовне, ныне монахине Марии, обратилась за помощью монахиня из провинции, страдавшая раком по женской части в столь тяжёлой форме, что бедняга уже высохла, пожелтела, но, изнемогая от нестерпимой боли, тем не менее отказывалась от операции. Мария Ефимовна была духовной дочерью архимандрита Иоанна (Крестьянкина) и, зная, что батюшка благословляет обращаться за помощью к игумену Иоанну (Соколову), привезла монахиню на его могилу. Стали они молиться на могилке, и вдруг монахиня будто услышала приказ – немедленно ехать к о. Иоанну (Крестьянкину).
Приехала она в Псково-Печерский монастырь, а вокруг архимандрита такая толпа, что и близко не подойти. А старец вдруг окликнул её поверх голов:
– Ты что же, монахиня, детей рожать собралась?
– Как можно, батюшка? – смутилась монахиня.
– Тогда выкинь немедленно эту тряпку. Слышишь, немедленно!
После операции монахиня выздоровела, а потом благодарила Бога и усердно трудилась в своём монастыре.
На могилке игумена Иоанна (Соколова) и поныне идут исцеления. Вот и приходят сюда православные со своими нуждами, а то и просто за утешением. Благодать здесь такая, что уходить не хочется. Люди подолгу сидят на лавочке у святой могилки и, бывает, рассказывают о старце. Говорят, он был строг в духовной жизни. Тем, кто жаловался ему на нерадивого духовника, старец отвечал: «По покупателю и продукт». А про тех, кто утром, не помолясь, сразу хватается за хозяйственные дела, старец говорил, что они «как кукольники какие-то. Утром надо прежде всего положить три поклона – Господу, Царице Небесной и Архангелу Михаилу».
Но чаще люди вспоминают загадочные и непонятные до поры слова старца. Например, в годы всесилия советской власти старец говорил: «Всё, что теперь, будут искоренять». И ведь, действительно, искоренили многое.
А ещё он говорил: «Наступит такое время, что убирать с полей будет нечего. А потом будет большой урожай, но убирать его будет некому».
И это, похоже, ныне сбывается – обезлюдели деревни, работать некому, и урожай, бывает, уходит под снег. А в заброшенных садах гнутся ветви от изобилия наливных яблок, только собирать яблоки некому.
Но больше всего меня поразил рассказ о том, что и молитва праведника порою бессильна. А рассказали мне следующее. У Надежды Алексеевны было пятеро детей, но не все они отличались благочестием в поведении. И однажды знакомая с ехидцей сказала ей, что она часто бывает у игумена Иоанна (Соколова) и считает его великим молитвенником. Так что ж он не отмолит её детей? Надежда Алексеевна расстроилась и передала этот разговор старцу. А тот в сокрушении ответил ей:
– Верь, молюсь я за твоих детей, слёзно молюсь. А только как тут поможет молитва, если они к Богородице задом стоят?
Не так ли и мы – ждём от Господа великих милостей, а сами стоим, ну, понятно как?
«…И бомбой не разорвет» (Что сказал мне Старец отец Иоанн Оптинский)
Сергей Александрович Нилус с женой Еленой Александровной пришли к Оптинскому Старцу отцу Иоанну (Салову). Старец принял со свойственной ему в отношении к нам с женой радостной лаской.
Берите табуретку, - сказал он, обнимая меня, - садитесь рядом со мною. - Какие вы псалмы читаете? - предложил он мне вопрос. Я смутился: обычно на коротеньком своем, чисто мирском, не правиле даже, а правильце, я никаких псалмов не читал.
Знаю, - ответил я, - «Живый в помощи», «Помилуй мя, Боже»… - А еще какие! - Да я, батюшка, все псалмы читал и, хоть не наизусть, а все знаю; но правильце мое маленькое… Старец перебил мое самооправдание: - Не о том я хочу вас спросить, какое правило ваше, а о том, читаете ли вы еще псалом 26-й - «Господь просвещение мое? - Нет, батюшка, не читаю. - Ну, так вот что я вам скажу! Вы как-то раз говорили мне, что на вас враг пускает стрелы свои. Не бойтесь! ни одна вас не коснется, никакой дряни не опасайтесь: дрянь дрянью и останется. Только возьмите мой совет за правило, послушайтесь: читайте утром и вечером перед вашей молитвой оба эти псалма - 26-й и 90-й, а перед ними великое Архангельское обрадование - «Богородице Дево, радуйся». Будете так делать, ни огонь вас не возьмет, ни вода не потопит… При этих словах старец встал со своего кресла, обнял меня и с какой-то особой силой, раскатисто-звонко, не сказал даже, а выкрикнул: - Больше вам скажу: бомбой не разорвет! Я поцеловал обнимавшую меня руку старца. А он опять, прижавшись к самому моему уху, опять громко воскликнул: - И бомба не разорвет!* А на всякую дрянь вы и внимания не обращайте: что вам дрянь сделать может?.. Вот, об этом-то я и хотел побеседовать с вами. Ну, а теперь идите с Господом!
И с этими словами старец отпустил нас с миром. Я знал того человека, точнее говоря - женщину, на которую намекал старец, называя ее дрянью: к Оптинскому благолепнолиственному древу она прилепилась, как лишай, и долго ложной своей святостью и именем старцев морочила Оптинских богомольцев. Я ее понял, и она мне за то мстила, где могла. Бог с ней!.. «И бомба не разорвет!..» Предсказание о. Иоанна (Салова) в точности исполнилось во время гражданской войны. По воспоминаниям М. В. Смирновой-Орловой, Елена Александровна рассказывала ей, что однажды, когда они с мужем ехали под обстрелом в тарантасе, рядом с ними разорвалась бомба, но их совершенно не задела.
Архангельское приветствие ко Пресвятой Богородице
Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.
Псалом 26 (говорящий о стойкости верующего в гонениях и о утешении его покровительством Господа)
Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующым, еже снести плоти моя, оскорбляющии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша. Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое; аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю. Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его. Яко скры мя в селении Своем в день зол моих, покры мя в тайне селения Своего, на камень вознесе мя. И ныне се, вознесе главу мою на враги моя: обыдох и пожрох в селении Его жертву хваления и воскликновения; пою и воспою Господеви. Услыши, Господи, глас мой, имже воззвах, помилуй мя и услыши мя. Тебе рече сердце мое: Господа взыщу, взыска Тебе лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу. Не отврати лица Твоего от мене и не уклонися гневом от раба Твоего: помощник мой буди, не отрини мене и не остави мене. Боже, Спасителю мой. Яко отец мой и мати моя остависта мя. Господь же восприят мя. Законоположи ми, Господи, в пути Твоем, и настави мя на стезю правую враг моих ради. Не предаждь мене в душы стужающих ми: яко восташа на мя свидетеле неправеднии, и солга неправда себе. Верую видети благая Господня на земли живых. Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа.
1 Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. 2 Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое. Бог мой, и уповаю на Него. 3 Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, 4 плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. 5 Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, 6 от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго. 7 Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, 8 обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. 9 Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. 10 Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, 11 яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. 12 На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, 13 на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. 14 Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. 15 Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, 16 долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.
Пишет Сергей Нилус о том, что сказал ему старец Иоанн Оптинский
Сергей Александрович Нилус с женой Еленой Александровной пришли к Оптинскому Старцу отцу Иоанну (Салову).
"Старец принял со свойственной ему в отношении к нам с женой радостной лаской.
Берите табуретку, - сказал он, обнимая меня, - садитесь рядом со мною.
Какие вы псалмы читаете? - предложил он мне вопрос. Я смутился: обычно на коротеньком своем, чисто мирском, не правиле даже, а правильце, я никаких псалмов не читал.
Знаю, - ответил я, - «Живый в помощи», «Помилуй мя, Боже»...
А еще какие!
Да я, батюшка, все псалмы читал и, хоть не наизусть, а все знаю; но правильце мое маленькое...
Старец перебил мое самооправдание:
Не о том я хочу вас спросить, какое правило ваше, а о том, читаете ли вы еще псалом 26-й - «Господь просвещение мое?
Нет, батюшка, не читаю.
Ну, так вот что я вам скажу! Вы как-то раз говорили мне, что на вас враг пускает стрелы свои. Не бойтесь! ни одна вас не коснется, никакой дряни не опасайтесь: дрянь дрянью и останется. Только возьмите мой совет за правило, послушайтесь: читайте утром и вечером перед вашей молитвой оба эти псалма - 26-й и 90-й, а перед ними великое Архангельское обрадование - «Богородице Дево, радуйся». Будете так делать, ни огонь вас не возьмет, ни вода не потопит...
При этих словах старец встал со своего кресла, обнял меня и с какой-то особой силой, раскатисто-звонко, не сказал даже, а выкрикнул:
Больше вам скажу: бомбой не разорвет! Я поцеловал обнимавшую меня руку старца. А он опять, прижавшись к самому моему уху, опять громко воскликнул:
И бомба не разорвет!* А на всякую дрянь вы и внимания не обращайте: что вам дрянь сделать может?... Вот, об этом-то я и хотел побеседовать с вами. Ну, а теперь идите с Господом!
И с этими словами старец отпустил нас с миром.
Я знал того человека, точнее говоря - женщину, на которую намекал старец, называя ее дрянью: к Оптинскому благолепнолиственному древу она прилепилась, как лишай, и долго ложной своей святостью и именем старцев морочила Оптинских богомольцев. Я ее понял, и она мне за то мстила, где могла. Бог с ней!.."
"И бомба не разорвет!.." Предсказание о. Иоанна (Салова) в точности исполнилось во время гражданской войны. По воспоминаниям М. В. Смирновой-Орловой, Елена Александровна рассказывала ей, что однажды, когда они с мужем ехали под обстрелом в тарантасе, рядом с ними разорвалась бомба, но их совершенно не задела.
Архангельское приветствие ко Пресвятой Богородице
Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою; благословена Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.
Псалом 26
(говорящий о стойкости верующего в гонениях и о утешении его покровительством Господа)
Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующым, еже снести плоти моя, оскорбляющии мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша. Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое; аще востанет на мя брань, на Него аз уповаю. Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его. Яко скры мя в селении Своем в день зол моих, покры мя в тайне селения Своего, на камень вознесе мя. И ныне се, вознесе главу мою на враги моя: обыдох и пожрох в селении Его жертву хваления и воскликновения; пою и воспою Господеви. Услыши, Господи, глас мой, имже воззвах, помилуй мя и услыши мя. Тебе рече сердце мое: Господа взыщу, взыска Тебе лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу. Не отврати лица Твоего от мене и не уклонися гневом от раба Твоего: помощник мой буди, не отрини мене и не остави мене. Боже, Спасителю мой. Яко отец мой и мати моя остависта мя. Господь же восприят мя. Законоположи ми, Господи, в пути Твоем, и настави мя на стезю правую враг моих ради. Не предаждь мене в душы стужающих ми: яко восташа на мя свидетеле неправеднии, и солга неправда себе. Верую видети благая Господня на земли живых. Потерпи Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и потерпи Господа.
Псалом 90
1 Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. 2 Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое. Бог мой, и уповаю на Него. 3 Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, 4 плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его. 5 Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, 6 от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго. 7 Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, 8 обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. 9 Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. 10 Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, 11 яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. 12 На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, 13 на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия. 14 Яко на Мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя Мое. 15 Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, 16 долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.
Молитва ко Кресту Господню
Огради мя, Господи, силою Честнаго и Животворящаго Твоего Креста, и сохрани мя от всякаго зла.
Со Святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, несть болезнь,
ни печаль, ни воздыхание, но жизнь
(Кондак, глас 8)
Бурные события нашей мног страдальной истории, казалось бы, стерли с лица земли дух православного подвижничества, прервали традиции духовного руководства, искоренили Старчество. Опустынь, пышно процветавшая в конце прошлого века как духовный оазис, была разорена и разрушена, а ее насельники или приняли мученическую кончину, или начали долгий крестных путь скитаний, «испытали поругания и побои, а также узы и темницу..., терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр.II, 36-38).
Один из последних Оптинских Старцев игумен Иоанн, в миру - Иван Александрович Соколов родился в день Рождества Богородицы 8(21) сентября 1874 года. . В Оптину пустынь поступил, возможно, в 1890 году (в 16 лет?) и к моменту ее закрытия был в сане игумена. Дата ареста неизвестна, но в заключении, которое он отбывал в Забайкалье, он провел 18 лет; там он потерял все зубы, полностью лишился зрения, ему переломали почти все ребра.
Три года игумен Иоанн находился в заключении в специальной психиатрической больнице, где на нем испытывали разнообразные психотропные препараты. На допросах он обратил к вере во Христа нескольких своих палачей, в частности начальника московской Бутырской тюрьмы. Умер Старец Иоанн 5 июля 1958 года и был погребен в Москве на Армянском кладбище. Его могилка находится напротив абсиды Церкви - мраморный крест и под ним на фотографии лицо Батюшки Иоанна, излучающее теплый свет любви ко всем приходящим.
Четыре свидетельства о последнем периоде жизни игумена Иоанна Оптинского, написанные людьми, которые знали его в это время, создают живой образ Старца, тайного среди мира раба Божия.
«Услади, Господи, тех, иже во дни скорби моея, манною сокровенною послужиша ми» (Из Акафиста о упокоении усопших)
СВИДЕТЕЛЬСТВО ПЕРВОЕ
Господи, благослови меня, грещную.
Игумен Иоанн - Соколов Иван Александрович 1874 года рождения 8 сентября старого стиля. Родительница его Анна, а бабушка - Акилина, о которой он говорил: «Она, о! какой была великой святой жизни... я рос у нее, ходил в лапотках, а то босиком». Я забыла, будто было это в Калужской губернии.
Знакомство первоначальное мое с отцом Иоанном началось с Филей. Гуляева Параскева Ивановна служила в храме Преображения Господня, что в селе Богородское, алтарницей-послушницей, а я была певчей в селе Измайлово - храм во имя Рождества Христова -заменяла псаломщика Василия Степановича Штукарина. Ей понравилось мое пение и чтение, особенно канона. Мы познакомились и стали по духу подругами.
Однажды Параскева предложила мне поехать с ней к Старцу отцу Иоанну Оптинскому. Я ответила, что спрошу благословения у своего духовного отца, потому что о. Порфирий познакомил меня один раз со «Старцем», говорил, что прозорливый, а он оказался чернокнижник и называл себя «я - Архангел Михаил». Тетя Катя Карпова и Анастасия - алтарница не давали прикладываться к иконе Архангела Михаила, и народ подходил к этому «Старцу», сидящему у иконы, целуя его сжатую в кулак руку. Некоторые люди
не хотели подходить к нему и пожаловались О.Николаю, который служил. По окончании всенощной О.Николай в ризе с Крестом подошел к «Старцу» и спросил: «Скажи, раб Божий, во чье тля ты крестился?». Так он трижды вопрошал его, ограждая Крестом. И тот ответил: «Ты хочешь меня победить, завтра же тебя не будет на свете». Отец Николай, крестя его, отошел в Алтарь. На утро я прихожу к службе, должен был служить О. Николай, а сторож говорит, что приходили с квартиры хозяева и сообщили - О. Николай скончался в 3 часа утра. Какой ужас! Народ в смятении - некоторые просят убрать этого «Старца» из храма, некоторые заступаются за него.
Простите, что отвлеклась от главной мысли, но это служило большим опасением идти к Паниному Старцу.
Я обратилась к духовному отцу, ехать ли в Фили. Он начал мне пояснять, что если будет говорить так и так, то истинный Старец, и просил тогда спросить благословение, чтобы и его принял в какой-нибудь день.
Мы поехали с Параскевой в трамвае, она показала мне еще из окна: «Вот видишь, на огороде беленькая избушка, там живет отец Иоанн». Избушка стояла в конце двора дома священника, великолепного красного кирпича, находящегося около храма. Хозяин дома - настоятель храма - отсутствовал, его взяли в ссылку, дома была его матушка Анисия и три дочки-девы. Матушка приняла нас с радостию, показала горницу с золотым иконостасом (икон много, и все, как живые), кухню с возженными лампадами и через сени провела в открытый двор, в конце которого справа - комнатка.
Я только хотела порожек переступить, а старчик Иоанн открывает дверь и говорит: «Олюшка приехала, да сомневается, не бойся, проходи, радость моя, а отец-то (назвал имя моего духовного отца), отец-то!..». И высказал его слова и мои мысли.
Я сначала подумала, что Паня, спрашивая о моем приезде, произнесла мое имя, но, вдруг услышав все, что говорил мой духовный отец, воспрянула духом.
Лицо Старца Иоанна сияло какой-то необыкновенной улыбкой, и всем он говорил «детки мои». Одет был в рубашку, белую, сурового полотна, опоясан вышитым поясом и кистями.
Он угощал нас чаем. «Ну, отцу... скажи, пусть приезжает, благословляю». И моей мамочке разрешил приехать.
Я приехала домой с великою радостию и воодушевлением. Это было, наверное, в 1946 или 1947 году. Потом Старец переехал в Удельную. Мы ездили к нему с мамой и получали утешение.
Однажды я приехала, а он открывает калитку палисадника: «Матушка приехала, матушка приехала, ну, пойдем чай пить». Накануне вел разговор псаломщик, сын О.Вячеслава, бывший Миша, а потом О.Михаил, что он знает меня с детства, а Таню не будет в жены брать, потому что у нее есть друг школьный. Я сказала, зачем ты это говоришь, я сердечница, и характер у твоей мамы безпокойный.
Я поехала к отцу Иоанну, а он встречает «матушка приехала», но после чая сказал: «Я не благославляю и его (Миши) приезд ко мне». Вернувшись домой с радостию, я пояснила Мише, а он говорит: «Ну, съезди еще, попроси, чтобы принял меня». По его просьбе я снова поехала в Удельную. Старец говорит: «Ради тебя привози, укажи, поясни, как пройти и поезжай домой».
Миша, посетив Старца, сказал: «Великий прозорливец, а то я думал, ты наговорила».
В 1953 году у нас случилось несчастье с коровой. В обед мама подоила корову и только вошла с молоком, к ней в дверь стучит Александра, у которой тоже есть корова, и обращается к маме: «Анна, дай чашечку молока, Моте не хватило для ребенка». Мама, ничего не подозревая, налила ей в чайную чашечку теплого парного молока. Вечером корова посовела, вымя распухло, горячее, молока нет ни капли. До этого она давала помногу молока, густого, как сливки. Дверь не закрывалась - за молоком приходили люди.
Утром в храм пошли служить молебен мученику Власию с водоосвящением, пришли - окропили, а коровушка не встает. Мама привела ветеринара, он посмотрел и говорит, что плохи дела, придется прирезать. Тогда мама поехала в Богородское к игумену Иоанну, Старец упрекнул ее, зачем дала Александре парного молока, и сказал, чтобы просила О.Алексия Добросердого, настоятеля храма во имя Преображения Господня в селе Богородское. Отец Алексий знал наше семейство с 30 года и сразу приехал. Всех нас благословил, и в рясе с крестом на груди, а в руке большой Крест серебряный и кропило пошел к сараю, где находилась корова. А мне дал нести чашу со святой водой. Подойдя к двери, О.Алексий произнес: «О, сколько легионов». Мама открыла дверь, а батюшка повторяет: «О, сколько легионов посеяла она. Анна, если коровушка встрепенется и встанет на ноги, то будет молоко, но только, Алексей (это пале), не подпускай к коровушке Александру. Давайте помолимся». Потом О.Алексий стал кропить: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Так он произнес дважды, а на третий раз говорит: «Буренушка, тебе говорю, встань. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Она вдруг как встрепенется и встала. О.Алексий велел маме влить святой воды в рот корове, еще раз покропил внутри сарая. Повторил: «Алексей, помни, не подпускай к корове Александру, а я когда уеду, ты, Анна, обойди вокруг дома, читал «Живый в помощи... и посыпь святым песком вокруг палисадника. После чая О.Алексий благословил нас, и мы проводили его. Мама же исполнила сказанное. Вдруг появилась Александра и кричит: «Я колдунья?». А сама с лопаткой маленькой собирает в ведро святой песок вместе с землей: «Я покажу вам, я сожгу вас...». А мы молились. На другой день вывел папа корову, и вдруг бежит Лева: «Мама, иди скорей, дедушка на меже разговаривает с тетей Шурой, а она из-под носа коровы серпом траву режет». Мама быстро пошла и взяла корову, говоря: «Что же ты, гуля, нарушаешь слова?».
После О.Алексия корова давала молоко, но сначала было очень жидкое, а потом хорошее. После поступка папиного снова к вечеру молоко исчезло, коровка слегла. Утром мама просила папу, чтобы только не вытаскивал ее на улицу, а сама пошла к врачу. Но когда мама вернулась с врачом, так и ахнула, папа и здесь нарушил, втащил корову из сарая. Буренушка, увидев маму, повернула мордочку свою, замычала, и слезы крупные из глаз. Врач велел прирезать ее. Сколько было слез...
В 1954 году в марте папа болел, и вдруг как-то ночью около трех часов он кричит: «Мы горим, дымом пахнет». Мы проснулись, думали, бредит, и опять легли. Но папа снова кричит то же самое. Мама встала, пошла в сени, только открыла дверь на крыльцо и сразу захлопнула, там дым и пламя, уже горела крыша.
7 Мама скорее, не растерявшись, выбила ставни (накануне сосед ударил в окно, и мама стала закрывать ставнями), как ей Господь помог выбить! И Лева с валенками в руках, босой, побежал к мальчику, который с ним учился, чтобы его отец вызвал пожарную машину, у них был телефон. Тем временем из окна тащили вещи на огород. Мама говорит - сначала иконы, а Коля просит ключ от гардероба. Удивительно, как Господь защищал, свет горел до последнего момента, находились люди и помогали переносить новые вещи, купленные к Пасхе, с огорода... Нас хотели выселять, но отложили, и сосед поджег, чтобы уже обязательно выселили. Он даже опалил грудь, врач сказал, что когда носил вещи, а у них все заранее было связано, и потолок не провалился. Потом говорили, что кто-то облил папину стену и поджег.
Батенька
Об Оптинском старце игумене Иоанне (Соколове) (1874 - 1958).
На Ваганьковском кладбище (армянское отделение) есть всегда украшенная цветами могилка. На надгробном кресте - фотография блаженного старца и надпись: «Игумен Оптиной Пустыни Иоанн Соколов, (1874 – 1958)».
Родился Иван Александрович на праздник Рождества Пресвятой Богородицы 8/21 сентября 1874 года. Шестнадцати лет он пришел в Оптину Пустынь и пожелал вступить в число монастырской братии, но вскоре, оступившись на крутой лестнице Оптинской колокольни, будущий старец упал и сильно повредил себе ногу, после чего всю жизнь хромал.
По причине болезни его не принимали в братию и Иван Соколов жил при монастыре в качестве трудника почти 22 года. По благословению старцев он принял тайный монашеский постриг с именем Иоанн, по окончании Калужской семинарии в сентябре 1915 года был определён указом Священного Синода за №9101 во священника к церкви поселка Дугуненского завода, недалеко от Оптиной Пустыни.
После закрытия монастыря о. Иоанн был выслан, некоторое время нелегально жил в Москве, а в 1927 году был арестован и сослан в Тюмень. Он прошел тяжёлый, исполненный горьких испытаний путь: на одном из допросов ему выкололи глаз, выбили все зубы. Дважды он был в ссылке, направлялся в психиатрическую больницу г. Ленинграда; арестованный в третий раз, был приговорен к 10 годам тюремного заключения. Но всегда благодарил Бога и радовался, что сподобился пострадать за Христа. Видя, что народ тянется к святому старцу, на него возвели клевету, чтобы опорочить в его лице Церковь, однако, сколько бы ни старался враг очернить угодника Божия, никакая грязь не могла прилепиться к его чистой, светлой душе.
Многие священники 40-х и 50-х годов окормлялись у богоносного старца Иоанна. «Священный долг Оптиной Пустыни - прославить отца Иоанна Соколова», - считает архимандрит Иоанн Крестьянкин, также бывший духовным чадом блаженного Старца.
«Я узнал о старце Иоанне Соколове от своего духовника, который нередко говорил о том, какой великий это был человек. Однажды мы приехали с моим духовным отцом на могилку Старца послужить панихиду. Когда я увидел фотографию Батеньки, то просто не мог оторвать от нее глаз. Его добрый, по-детски чистый взгляд сразу запал в мою душу. Действительно, это взгляд святого человека, претерпевшего столько мук ради Христа, но сохранившего ко всем, в том числе и к врагам, самое главное - любовь. У меня перед этим сильно болело сердце и я думал, что это что-то серьёзное, поскольку боль налетала внезапными приступами и лекарства мало помогали. Но после панихиды на могилке Батеньки я словно получил от Бога новое сердце. Обследования у врачей показали, что оно абсолютно здорово. Мой духовник и я считаем, что это произошло по молитвам дорогого старчика игумена Иоанна.»
Р. Б. Игорь, г. Москва.
«Впервые о чудном батюшке отце Иоанне (Иване Александровиче Соколове) - последнем старце Оптинском - я услышала от своей близкой подруги, которая часто посещает Псково-Печерский монастырь и много знает о Божиих людях настоящего, прошлого и совсем недавнего времени. Позднее Господь удостоил меня побывать на могилке игумена Иоанна, которая находится на Армянском кладбище в Москве.
Верующие люди хорошо знают, что у Бога нет ничего случайного, что все промыслительно. Так было и в моем случае, когда я почувствовала любовь и благодать, даримую отцом Иоанном всем и ныне к нему приходящим, часто вовсе не знакомым ему людям.
Это было в 1997 году. Моя подруга (она рано осталась вдовой) пригласила меня на панихиду по её мужу, похороненному на Армянском кладбище. Стоял душный июньский день. Моя голова просто раскалывалась, каждый шаг отдавался в ней болью. На старом кладбище было прохладнее, панихиду служил знакомый батюшка, а мы, как могли, подпевали. От могилы мы немного отошли, служба продолжалась. Я оказалась напротив чёрного мраморного креста, на котором была фотография старца. С этой фотографии на меня смотрело лицо - тихое, любящее, родное и как бы с детства знакомое - лицо игумена Иоанна. После панихиды я подошла приложиться к кресту, прижалась к камню головой... Была уверенность, что батюшка меня слышит и любит. После окончания панихиды, притихшие, мы покинули кладбище. Надо было ехать на работу. Мелькнула мысль: как дотяну день... И тут вдруг я поняла, что боли-то нет, и я хорошо себя чувствую!
Мне всегда казалось, что чудес исцеления удостаиваются или особенно хорошие люди, или те, за кого молятся хорошие, чистые и крепко верующие люди.
Но в том-то и сила истинной любви Христовой, дающейся святым людям, что они любят и помогают всем, к ним приходящим - достойным и совсем недостойным. Спасибо тебе, Батюшка, за твое милосердие и помощь, не взирающую на наши недостоинства!»